30 октября 1961 года на Северном испытательном полигоне «Новая Земля» был испытан термоядерный заряд проектной мощностью 100 мегатонн ТЭ, разработанный в КБ-11 под руководством А.Д.Сахарова.

Вот как о разработке этого изделия и его испытании рассказывали ученые КБ-11-ВНИИЭФ.

Ю.Б.Харитон: «День испытания запомнился мне очень хорошо»

…В 1961 году было принято решение возобновить испытания в Советском Союзе. Так как за это время была проведена большая работа по созданию новых типов изделий, то предстояла большая программа испытаний.

В отделе физиков-теоретиков, которым руководил Сахаров, развернулась работа над созданием сверхмощного изделия порядка 100 миллионов тонн тротилового эквивалента. Общее руководство этой проблемой Сахаров поручил Виктору Борисовичу Адамскому.

Основная группа, занимавшаяся сверхмощным зарядом, состояла из Сахарова, Адамского, Бабаева, Смирнова и Трутнева. Они очень дружно работали, обсуждали коллективно все вопросы, связанные с предстоящим испытанием.

Теоретики были увлечены работой и считали своей обязанностью посмотреть, что же мы максимально можем сделать. Хотелось показать, что они могут и больше, чем американцы, которые к тому времени навзрывали уже некое количество почти 15-мегатонных зарядов…

Руководителем грандиозного испытания был назначен Николай Иванович Павлов.

Когда на нашем изделии шли заключительные работы, я занимался подготовкой большого количества испытаний на Семипалатинском полигоне. Время от времени информацию о ходе подготовки к испытанию сверхмощного изделия я получал по телефону — обычно от Юрия Алексеевича Трутнева. Хотя изделие разрабатывалось мощностью 100 мегатонн, было все-таки решено ограничиться при испытании 50-ю мегатоннами.

День испытания запомнился мне очень хорошо. Было известно заранее, когда именно, в какой час произойдет взрыв, и в подземном помещении Семипалатинского полигона была установлена сейсмическая аппаратура. Незадолго до взрыва небольшая группа, и я в их числе, спустилась в подземное помещение Семипалатинского полигона, в котором находилось сейсмологическое оборудование. К моменту, когда должен был произойти взрыв, была включена аппаратура. Через некоторое время на движущейся ленте прибора появилась характерная длинная синусоида, которая показала, что взрыв произошел. Были заранее сделаны оценки возможного сейсмического сигнала, по которым можно было судить о мощности взрыва. Из того, что мы через какое-то время увидели на сейсмографе, можно было заключить: мощность взрыва, как и было намечено, оказалась порядка 50 миллионов тонн тротилового эквивалента. Об этом я сообщил по телефону членам группы, создававшим сверхмощное изделие и с нетерпением ожидавшим результата испытаний. Дальнейшие измерения подтвердили эту цифру. Обсудить результаты мы смогли позже, потому что из-за большого объема испытаний мне нужно было задержаться на Семипалатинском полигоне.

Таким образом, Советский Союз оказался обладателем самого мощного в мире ядерного устройства. Взрыв был произведен на высоте около четырех километров над землей. Так было совершено испытание, мощнее которого взрывы уже не проводились.

Конечно, в то время эта очень громоздкая по размерам конструкция не могла быть размещена нормальным образом в самолете, с которого она сбрасывалась. Все-таки чувствовалось, что это больше демонстрация, чем начало использования таких мощных ядерных взрывных устройств. Несомненно, Хрущеву хотелось показать: Советский Союз хорошо владеет вопросами конструирования ядерного оружия и является обладателем самого мощного в мире заряда. Это было скорее политическое, чем техническое действие. Хрущеву хотелось показать возможности развития советского оружия с тем, чтобы Соединенные Штаты, с которыми тогда были очень сложные отношения, понимали, что Советский Союз может за себя постоять. И против него опасно предпринимать какие- либо действия».

А.Д.Сахаров: «Наибольшие волнения мне доставляло самое мощное изделие»

Подготовка к испытаниям шла полным ходом, и Юлий Борисович Харитон сделал об этом краткое сообщение (в середине августа, в Кремле). Но Хрущев уже знал основные линии намечавшихся испытаний, в частности о предложенном нами к испытаниям рекордно мощном изделии. Я решил, что это изделие будет испытываться в «чистом варианте» — с искусственно уменьшенной мощностью, но тем не менее существенно большей, чем у какого-либо испытанного ранее кем-либо изделия. Даже в этом варианте его мощность превосходила бомбу Хиросимы в несколько тысяч раз!

…Наибольшие волнения мне доставляло самое мощное изделие… Шли последние дни перед отправкой «мощного». Для его сборки было выделено специальное помещение. Сборка велась прямо на железнодорожной платформе. Через несколько дней стена цеха должна была быть разобрана и платформа (как всегда — ночью), прицепленная к литерному поезду, под зеленый свет отправиться в тот пункт, где изделие погрузят в бомболюк самолета-носителя.

Ко мне в кабинет вошел один из моих сотрудников, Евсей Рабинович. Он смущенно улыбался и просил зайти в его рабочую комнату. Там уже собрались все сотрудники отдела… Рабинович начинает излагать свои соображения, согласно которым мощное изделие должно отказать при испытании… Я считал, что конечный вывод Рабиновича неправилен. Однако доказать это с абсолютной убедительностью было невозможно. Точных математических методик, пригодных для этой цели, у нас не было (отчасти потому, что, стремясь создать изделие, допускающее большое увеличение мощности, мы отступили от наших традиционных схем)… Я решил внести некоторые изменения в конструкцию изделия, делающие расчеты тех тонких процессов, о которых говорил Евсей, по-видимому, более надежными. Я тут же поехал в конструкторский отдел. Если замещавший Юлия Борисовича начальник конструкторского отдела Д.А.Фишман не сказал мне ни слова упрека, то лишь потому, что ситуация была слишком серьезной, чтобы что-то говорить. Конструкторы не ушли в тот день домой, пока не передали чертежи в цех; на другой день изменения были сделаны. Я решил также известить о последних событиях министерство и написал докладную, составленную, как мне казалось, в очень обдуманных и осторожных выражениях, по возможности, содержащую описание ситуации без ее оценки.

Через два дня мне позвонил разъяренный Славский. Он сказал: «Завтра я и Малиновский (министр обороны) должны вылетать на полигон. Что же, я должен теперь отменить испытание?» Я ответил ему: «Отменять испытание не следует. Я не писал этого в своей докладной. Я считал необходимым поставить Вас в известность, что данное испытание содержит новые, потенциально опасные моменты и что среди теоретиков нет единогласия в оценке его надежности».

Славский буркнул что-то недовольное, но явно успокоился и повесил трубку. Испытания мощного изделия проходили в один из последних дней заседаний XXII съезда КПСС. Конечно, это было не случайно, а составляло часть психологической программы Хрущева. До этого на двух полигонах (в Казахстане и на Новой Земле) было произведено почти столько же разнообразных по значению взрывов, сколько за все предыдущие испытания…

В день испытания «мощного» я сидел в кабинете возле телефона, ожидая известий с полигона. Рано утром позвонил Павлов и сообщил, что самолет-носитель уже летит над Баренцевым морем в сторону полигона. Никто не был в состоянии работать. Теоретики слонялись по коридору, входили в мой кабинет и выходили. В 12 часов позвонил Павлов. Торжествующим голосом он прокричал: «Связи с полигоном и с самолетом нет более часа! Поздравляю с победой!» Смысл фразы о связи заключался в том, что мощный взрыв создает радиопомехи, выбрасывая огромное количество ионизированных частиц. Длительность нарушения связи качественно характеризует мощность взрыва. Еще через полчаса Павлов сообщил, что высота подъема облака — 60 километров…»